– Ложь лишь то, что ты хочешь видеть. Все остальное – правда.
Лже-Адик закипел прямо на глазах. Испаряясь, фантом исчез, вернув тишину…
Джон встал и огляделся. Он продолжил движение. Чтобы хоть как-то разбавить страх одиночества, он предпринимал попытки громко шаркать ногами. Но трения не создавалось. Тогда ничего не оставалось, кроме как начать разговаривать с самим собой.
– Сбежал, наконец, – обрадовал себя Верона исчезновением Адика. – А это что?
Медиум с ужасом посмотрел вниз на тропинку. Недалеко от него лежала переломленная свеча.
– Может, еще работает? – медиум поднял обломки, пытаясь склеить их друг с другом силой притяжения, но все было без толку. А, черт бы его побрал! Меня, то есть.
Джон зажмурил глаза и представил себя стоящим на втором уровне на вершине той самой черной горы. «Вдруг там уже никого нет? Нет, этого не может быть. Просто не может».
– Ну давай, загорайся! – свеча немым бездействием нагоняла на Верону отчаяние и забирала силы. Их уже не осталось у Джона, ни капли. Одни испарения, объедки жизни. Он так и не успел попробовать самых сочных ее кусков. Все растащили другие, кто сколько смог откусить. А он остался не у дел. И чего ради? Ради этой бесконечной тропинки и всепоглощающего отчаяния? Справедливости здесь нет. Не здесь ее стоит искать. Это же тоже придумал и люди. Пусть и души, но с людским, земным началом.
Каждому хотелось попасть на второй уровень, остаться там навсегда в каком-нибудь из отелей, в уютном светлом номере исполнения желаний. Но разве это конечная цель? Ради нескончаемого дня удовольствий и праздности стоило жить, ломать душу, испытывать чувства? Такой сложный изысканный процесс жизни, доводящий до слез, обещающий тебе раскрыть истину, но вдруг превращающийся в обыкновенный фарс, пустышку, самообман. Джон не мог в это поверить. Он вообще не любил во что-либо верить. Чувствовать, жить, все ради одного – увидеть, что кому-то стало лучше от его потраченной энергии. Не у всех хватает собственной, чтобы добиться счастья. У иных же энергии много. В неравномерном ее распределении содержится особенный смысл – смысл симбиоза, о котором Верона рассказывал сам себе. И пока ты его не достиг, то и смысл для тебя будет утрачен. Синергия – вот воплощение гениальности душ, а значит, и жизни.
– Джон, прекрати держать эту дурацкую игрушку, давай лучше найдем выход отсюда, – Верона выбросил свечу в сторону. Она упала на тропинку, скатилась к краю и исчезла в бездне. Через пару секунд она вновь появилась на том же месте, где лежала изначально, у ног медиума.
– Замечательно! Придется теперь таскать с собой всякий мусор, надеясь на глупые знаки судьбы.
Джон побрел наугад. Точнее, угадывать ничего не нужно было, но тропа, все же, была неизвестна. Потому, Верона шел именно наугад, нежели по маршруту. В руке его болталась бесполезным грузом свеча перемещения. Две таких же он выкрал из сундука Михаила, того же Урана. До сих пор из памяти Вероны не выходил ужас, который он испытал при виде комнаты проводника, увенчанной изуродованными телами людей. но с другой стороны – это были лишь тела. На втором уровне они не играли уже никакой роли. Причина, по которой все души по-прежнему выглядели как люди, заключалась только в силе привычки. Истинное обличие души непонятно, уродливо, сумасбродно.
Джон снова попытался оценить свое положение, отогнав посторонние мысли. Так, то, что он держал в руках – понятно, разобрались. Только еще что-то мешалось, давило в области груди. Верона извлек из кармана коробок.
– Спичка! У меня есть спичка! – медиум обрадовался, ощутив прилив некоторых сил. Но разжигать ее он не торопился. Необходимо было сберечь ее для Роза. Хоть раньше этого ему не удавалось, все же Джон был уверен, что огонь спички способен остановить машину смерти. Во-первых, от свечи было меньше толку – она попала к нему на втором уровне. А значит, силой обладала меньшей. Во-вторых, возможно, Роз обманул сознание Джона в том, что он действительно ли их поджигал.
– Вот же гад! Да он все подстроил! – Верона вспомнил, что Роберт с легкостью возрождал иллюзии в глазах медиума. Невозможно было, чтобы от спички выжигались километры синего тумана, и одновременно не мог сгореть один единственный его представитель… Пусть и сильный.
– Да врет он все! Половина энергии.
Джон припрятал коробочек обратно и вздохнул с облегчением. Он посмотрел на обломки свечи не понимая, почему их нельзя склеить силой мысли. Это же все нереально. Точнее, выполнения физических законов в полной мере Верона еще не наблюдал здесь. «Значит, – он сделал вывод, – эта свечка обладает особой энергией. Она перешла из другого мира-уровня. Следовательно, потребуется большая сила, чтобы починить ее».
Но Джон ослаб, с трудом передвигаясь по серой тропе. Медиум упал навзничь, ощутив горечь усталости. Он больше всего не любил быть слабым, немощным. В бездействии он чувствовал страх, досаду о том, что жизнь идет без него. Что время проходит, а все предыдущие действия закончились впустую. И от этого ощущения времени Джон никогда не умел избавляться. Тем более сейчас, когда на счету каждая потраченная мысль.
Верона лежал, перебирая наивероятнейшие способы выкрутиться из своего положения. Но так и не находил ничего стоящего. Думал, теряясь в мыслях. Ему совсем расхотелось что-то решать, что-либо делать. Он подался в удивительную негу воспоминаний…
Жизнь протягивалась легко, со стороны незнакомца, чьими глазами Верона сейчас рассматривал кадры своего прошлого. Минуты, часы, дни – все перерастало в месяцы, годы… Иногда картинка тормозила свой неспокойный бег, обнажая определенный эпизоды, в которых Джон узнавал себя. Одна миниатюра врезалась в сознание ярче остальных. Может, своей легкостью, а может, чрезмерной сложностью, которую Верона не в силах был разобрать.